— Он вернул долг?
— Конечно.
— До того как познакомился с Гарриет или после?
— До того. По крайней мере, за неделю.
— Как он раздобыл деньги?
— Продал картину Биллу Уилкинсону, точнее, его жене. У нее есть деньги. Я пыталась убедить его не продавать картину или, на худой конец, продать ее мне, но он твердо решил продать картину ей, а она — купить. Она заплатила ему тридцать пять тысяч песо, чего я не могла себе позволить. Потом он жалел, что продал, пытался выкупить картину у Уилкинсонов. Они даже повздорили из-за этого.
— Когда это случилось?
— Недели две назад. Я слышала, как об этом говорили. Мы с Берком уже не разговаривали, а с Уилкинсонами я отношений не поддерживаю. Билл Уилкинсон — алкоголик. Он женился на женщине много старше себя и живет на ее счет. — Она вдруг замолчала, видно почувствовав, что сказанное может иметь отношение к ней самой и к Дэмису. — Это опасные люди.
— Насколько я понимаю, Билл Уилкинсон был главным приятелем Берка?
— Некоторое время. Билл Уилкинсон обладает прекрасным нюхом на слабости других, и на какое-то время Берк оказался у него в плену.
— Не наоборот?
— Это не тот случай. Что человек типа Берка может получить от Уилкинсона?
— Он продал его жене картину за тридцать пять тысяч.
— Это хорошая картина, — возразила Анна, — стоит дороже. Берк не склонен переоценивать свое творчество, но и он признал, что получилось настоящее трагическое полотно, то, чего ему очень хотелось добиться. В отличие от остальных его вещей эта написана в традиционной манере.
— Да?
— Это портрет, — пояснила Анна Касл. — Портрет очаровательной девушки. Он назвал картину «Портрет незнакомки». Я спросила его, знал ли он когда-нибудь такую женщину. Он ответил, что, может, знал, а может, придумал.
— А вы что по этому поводу думаете?
— Думаю, что знал и написал портрет по памяти. В жизни не видела, чтобы художник работал с таким остервенением. Вкалывал по двенадцать — четырнадцать часов в день. Мне буквально приходилось силком заставлять его делать перерывы, чтобы поесть. Я входила в студию с comido [19] , а он работал, обливаясь слезами и потом. Он писал до изнеможения, а потом шел в город и напивался. Поздно ночью я укладывала его спать, а рано утром он вставал и снова шел работать.
— Он задал вам хлопот!
— Это было прекрасное время, — горячо возразила Анна. — Я любила его, да и сейчас люблю.
Это было серьезное признание. Если внутри и бушевала истерика, Анна прекрасно держала себя в руках. Все было нормально, если не считать того, что она работала как одержимая.
Мы сидели и натянуто улыбались друг другу. Анна была привлекательной женщиной, в ней была какая-то удивительная открытость, которая облагораживает черты. Я вспомнил слова, сказанные в припадке пьяной мудрости Чанси Рейнольдсом о Гарриет: она не стала женщиной. Анна Касл была настоящей женщиной.
Я слишком долго таращился на нее. Анна встала и как птичка порхнула к бару у стены.
— Не желаете чего-нибудь, мистер Арчер?
— Нет, спасибо, у меня трудная ночь впереди. После того как мы с вами обо всем переговорим, я пойду еще к Уилкинсонам. Кроме того, мне хотелось бы взглянуть на портрет.
Она резко захлопнула дверцу бара:
— Разве мы не закончили?
— Боюсь, что нет, мисс Касл.
Она снова села на диван.
— Что вам еще угодно?
— Мне по-прежнему непонятно, кто такой Берк Дэмис. Он когда-нибудь рассказывал вам о своем прошлом?
— Очень мало. Он откуда-то со Среднего Запада. Учился в нескольких художественных школах.
— Он их не называл?
— Если и называл, то я не запомнила. Вроде бы упоминал Чикаго. Он хорошо знает картинную галерею Чикагского института искусств. Но ее знают очень многие.
— Где он жил до приезда в Мексику?
— В Соединенных Штатах, в самых разных местах. Как и большинство из нас.
— Вы имеете в виду большинство из здешних американцев?
Она кивнула:
— Это наш пятьдесят первый штат. Пожив в остальных пятидесяти, мы приезжаем сюда.
— Мы знаем, что сюда Берк приехал из Калифорнии. Он не упоминал округ Сан-Матео или район Залива?
— Некоторое время он жил в Сан-Франциско. Он хорошо знает Эль Греко в тамошнем музее.
— В основном он говорил о живописи?
— Он говорил обо всем на свете, — сказала Анна. — Кроме своего прошлого. Об этом он помалкивал. Говорил только, что жил трудной жизнью и что со мной он счастлив так, как до этого был счастлив в детстве.
— Почему же тогда он так внезапно бросил вас?
— Это очень трудный вопрос, мистер Арчер.
— Знаю. И прошу меня извинить. Просто мне надо понять, как возникла в его жизни Гарриет Блекуэлл.
— Не знаю, — вздохнула Анна. — Она появилась внезапно.
— Он упоминал о ней до ее приезда?
— Нет, они познакомились здесь.
— Значит, до этого они не были знакомы?
— Нет. Вы намекаете, что он ждал ее приезда или вышло что-то еще более мелодраматическое?
— Ни на что я не намекаю. Я просто задаю вопросы. Вам случайно не известно, где они познакомились?
— На вечеринке у Хелен Уилкинсон. Я там не была и не знаю, кого кому представляли и кто, так сказать, был агрессором. Я только знаю, что это была любовь с первого взгляда. — Она сухо добавила: — С ее стороны.
— А что было с его стороны?
Ее ясный лоб наморщился, на мгновение сделав ее почти уродливой.
— Трудно сказать. Когда она появилась, он отшвырнул меня, как перчатку. Забросил работу. Проводил все время с ней. Неделю за неделей. А потом они вместе уехали. Но в те моменты, когда я видела их вместе — он жил здесь же, хотя я старалась с ним не сталкиваться, — у меня создавалось впечатление, что он не слишком влюблен.
— У вас есть доказательства?
— Доказательства — слишком сильное слово. Дело в том, как он на нее смотрел и как не смотрел. Мне показалось, что он холодно делает свое дело, хотя, может я и сочиняю.
Она не сочиняла. Я хорошо помнил сцену в Малибу, когда Гарриет кинулась к нему через всю комнату.
— По-моему, вы правы, мисс Касл.
— Да? Но они разговаривали друг с другом совсем не как влюбленные. Как разговаривали мы с Берком, когда... были вместе. — Снова она наморщила лоб. — Они говорили о том, сколько у ее отца денег, какой красивый дом на озере Тахо. Больше ни о чем, — презрительно добавила она.
— А что они говорили о доме на озере Тахо?
— Гарриет описывала его так подробно, словно работала в фирме по продаже недвижимости. Может, я к ней несправедлива, но слушать это было тяжело. Она говорила о дубовых стропилах, об огромном камине, в котором можно зажарить быка, о том, какой роскошный вид на озеро открывается из окон. Самое грустное, Берк слушал эту рекламу с живейшим интересом.
— Она не собиралась его туда свозить?
— Вроде бы собиралась. Она, кажется, сказала, что это идеальное место для медового месяца.
— Это самое ценное сведение, что я от вас получил, — сказал я. — Кстати, как вам удалось это услышать?
Она смущенно подергала себя за одно из золотых колец-серег.
— Я сболтнула лишнее. Но раз уж начала признаваться выложу все. Я подслушивала. Я не собиралась этим заниматься, но он приводил ее в студию несколько вечеров подряд, и все мои добрые намерения пошли прахом. Я хотела знать, о чем они говорят. — В ее голосе послышались иронические нотки. — Она говорила, что у папаши денег куры не клюют, что у него три дома, а Берк слушал развесив уши. Может, конечно, тяжелое детство дает о себе знать...
— Самое смешное, что многие мошенники — выходцы из вполне респектабельных семей.
— Он не мошенник. Он хороший художник.
— Лично я не могу понять, кто он. И вам советовал бы не быть столь категоричной.
— Я пыталась — последние недели. Но это так трудно, если... — Она беспомощно развела руками.
— Мне бы хотелось посмотреть студию. Это возможно?
19
Еда (исп.).