— Ее задушил неизвестный.

Она взглянула на свои руки. Они были изящными и хорошо ухоженными, но на костяшках была написана история трудовой жизни. Изобел стала непроизвольно поглаживать костяшки, словно стараясь стереть записи.

— Вы же не считаете меня причастной к этому? Я не знала, что Долли погибла. Одно время мы с ней были очень близки. Она была мне как дочь, но с тех пор прошло уже много лет.

— Она была вашей приемной дочерью?

— Ну это, может, сильно сказано. Долли была одной из моих подопечных. Стоуны жили напротив, и я не могла не заметить у девочки задатки антисоциальных наклонностей. Я старалась подавать ей хороший пример, уберечь от опасной стези... — Она говорила холодно, четко, взвешенно. — Мне это не удалось?

— Вам или кому-то еще. Вы говорите словно работник социальной сферы.

— Я действительно там работала, пока не вышла замуж.

— За Рональда Джеймета?

Она вскинула брови. Под ними были странно беззащитные глаза.

— Вы неплохо знаете мою биографию. Не ожидала.

— А я не ожидал, что она окажется в центре расследования. Когда я узнал сегодня, что вы знали Долли Стоун и ее родителей, это заставило меня отбросить многие предположения. Я пытаюсь разработать новую версию, но без вашей помощи это невозможно.

— О чем вы говорите? Я даже не понимаю, о каком расследовании идет речь?

— Это все части одного дела, — сказал я. — Исчезновение Гарриет, смерть Долли, убийство Симпсона — его закололи ледорубом.

— Моим ледорубом?

— Это версия полиции. Я с ними согласен. Я не обвиняю вас в убийстве, но...

— Очень любезно с вашей стороны.

— Но факт остается фактом: вы знали Симпсона, вы знали о его гибели, и вы молчали об этом.

— Это тот самый Симпсон, что весной работал у нас в охотничьем доме на Тахо?

— Да, через день-другой после того, как он ушел от вас, его закололи и закопали во дворе вашего бывшего дома в Цитрус-Хиллзе.

— Но это же безумие, самое настоящее безумие...

— Вы об этом знали?

— Нет.

— В газете, что выходит в Цитрус-Хиллзе, есть полный отчет об этом. Газета находится в вашей комнате.

— Я ее не читала. Я выписываю эту газету, чтобы быть в курсе того, как живут старые знакомые, но вообще я в нее редко заглядываю. На этой неделе я ее не открывала.

Я не понимал, говорит ли она правду или нет. На ее лице вдруг появилась маска, на глаза словно набежала тень. Признак вины? Или испуг невиновного?

— У вас острый глаз, мистер Арчер. Глаз недруга.

— Это объективность.

— Мне не нравится такая объективность. Мне казалось, между нами установилось определенное доверие... — Что было, то было.

— Вы даете понять, что это все в прошлом. Но раз вы работаете на меня, то за свои деньги я вправе ожидать от вас чуть больше терпимости, понимания. Учтите, что наши хорошие отношения с Долли — не улика против меня.

— Я был бы рад найти этому подтверждение.

— Как же мне это доказать?

— Расскажите подробнее о Долли. Что за антисоциальные наклонности вы у нее разглядели?

— Это вам сейчас необходимо? Я только что узнала о ее смерти. Мне тяжело копаться в прошлом.

— Прошлое — ключ к настоящему.

— Да вы философ, — не без иронии отозвалась она.

— Нет, самый обыкновенный сыщик, бьющийся над загадкой нескольких убийств. Одни рано выходят на дорогу, ведущую к преступлению, другие на этой дороге становятся жертвами. Когда две дороги пресекаются, кто-то погибает.

— Вы хотите сказать, что Долли была обречена стать жертвой?

— Не то чтобы обречена, но подготовлена. Мне хотелось бы знать, кто или что подготовило ее гибель.

— Не я, если вы на это намекаете. — Она замолчала и глубоко вздохнула. — Ладно, попытаюсь ответить всерьез.

Я наблюдала за Долли с пятилетнего возраста. Она не очень ладила с другими детьми. И со взрослыми у нее отношения не складывались. Взять хотя бы отношения Долли с моим мужем. Долли была очень хорошенькой девчуркой, и отец очень баловал ее, а потом перестал обращать на нее внимание. Странная история. Стоуны неплохие люди, но достаточно ограниченные. Они были добрыми соседями, и мы с Рональдом хотели им как-то помочь. Мы старались, чтобы у Долли были нормальные условия для развития.

— А у вас — дочь?

— Злые слова! — Через маску прорвалось раздражение. Изобел Блекуэлл усилием воли снова спрятала его. — Да, у нас не могло быть детей — из-за диабета Рональда. Я прекрасно понимаю, что добрая белая магия легко может превратиться в злую черную. Но мы и не пытались лишить родителей Долли ее привязанности. Мы просто хотели дать ей то, что не могли родители — книги, пластинки, прогулки, а главное, общество культурных, умных людей.

— Потом умер ваш муж, а вы уехали?

— К тому времени я уже потеряла Долли, — парировала она. — Я не бросала Долли. Но она стала брать деньги из моей сумочки и лгать. И делать кое-что еще, о чем я не хочу говорить. Она умерла.

— Все-таки хотелось бы узнать, что значит это «кое-что еще».

— Скажу так: я не смогла уберечь ее от разлагающих влияний. В конце концов, я была для нее посторонним человеком. В школе она связалась с дурной компанией и заинтересовалась сексом — в его подзаборном варианте. В пятнадцать лет она стала женщиной.

Она замолчала. Скорбно поджатые губы. Настороженный взгляд. Не исключено, подумал я, что Долли успела поработать с Рональдом Джейметом. Не исключено, что тот не устоял. Человек средних лет, бездетный, не имевший дочери, может и не устоять. Дойти до точки и поставить ее собственноручно. Кстати, диабетику покончить с собой не трудно. Достаточно только забыть принять лекарство.

— Диабетик тоже может легко стать жертвой убийцы.

— Опять у вас этот взгляд, — услышал я голос Изобел. — Якобы объективный. Надеюсь, не я объект ваших раздумий?

— В каком-то смысле вы. Я думаю о смерти Рональда Джеймета.

— Похоже, сегодня вы решили быть совершенно беспощадным. Да будет вам известно, что Рональд умер в результате несчастного случая. Я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду. Между Долли и Рональдом ничего не было. Я знаю Рональда.

— А я нет. Как именно он погиб? С ним тогда был Марк?

— Они путешествовали в Сьерре. Рональд упал и сломал ногу. Более того, он сломал инсулиновый шприц. Когда Марк спустился с ним с гор и доставил его в Бишоп, Рональд был уже в коме. Он скончался в тамошней больнице. Я приехала, когда он был мертв.

— Эту историю рассказал Марк?

— Это правда. Рональд и Марк были не только кузены, но и добрые друзья. Рональд был младше и очень уважал Марка. Иначе я бы ни за что не вышла за Марка.

Под нарастающей лавиной моих вопросов она вдруг почувствовала необходимость оправдать главные поступки в своей жизни. Я вернул ее к смерти Рональда.

— Диабетики редко отправляются в путешествия. Они, как правило, живут тихой домашней жизнью.

— Большинство из них — да. Но только не Рональд. Я всегда понимала, что ему нельзя так рисковать, но не находила сил положить этому конец. Ежегодное путешествие было просто необходимо ему. Кроме того, рядом был Марк.

С минуту мы сидели молча, словно вслушиваясь в эхо, разбуженное ее последней фразой. Она, похоже, делала то же самое.

— Как же Рональд не уберегся?

— Он споткнулся и упал на крутой горной тропе. — Она тряхнула головой, словно желая выбросить из памяти картину падения. — Только, пожалуйста, не говорите, что это было подсознательным самоубийством, поиском смерти. Я не раз думала об этом. Несмотря на болезнь, Рональд любил жизнь. Он жил счастливо. Я этому способствовала.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я, подумав, что она продолжает заниматься самооправданием.

— И прошу вас, не говорите, что Марк причастен к гибели Рональда. Они очень любили друг друга. Марк был ему все равно что старший брат. Он нес Рональда на спине по горным кручам к машине. Когда мы с Гарриет приехали в больницу — за рулем сидела она, — Марк был вне себя от горя. Он корил себя за то, что не досмотрел. Так что вы просто фантазируете, считая, что Марк...